«В российских авторов наконец поверили»

Интервью с Екатериной Звонцовой
Автор «Квиллибрис» Ульяна Скибина поговорила с писательницей и редактором Екатериной Звонцовой о создании книг, творческих планах, курсах литературного мастерства и любимых фандомах.
Об авторе
Екатерина Звонцова — автор бестселлеров «Письма к Безымянной», «Чудо, тайна и авторитет», «Теория бесконечных обезьян» и других книг в разных жанрах. Редактор, преподаватель литературного мастерства. Лауреат премии «Бегущая по волнам», финалистка премии «Выбор читателей Лайвлиб» за 2022 год. Роман «Письма к Безымянной» отмечен медалью имени Ивана Бунина.
Автор детективов Елена Бриолле
Екатерина, вы неоднократно упоминали в разных интервью, что начали писать потому, что мечтали прочитать определенную историю, но ее еще никто не написал. Какая история была самой первой?
О, таких историй было три: ретеллинг (я тогда еще не знала этого слова!), где смешались мотивы «Питера Пэна» и «Гамлета», околосоветская супергероика в закрытом коммунистическом городке и путешествие мальчика за своей мертвой учительницей в волшебную страну. Вторая и третья даже выходили, хотя на тот момент я не смогла написать их так круто, как могла бы сейчас. Как и все мои старые книги, их ждет переиздание с довольно жесткой авторской редактурой.
Я спокойно писала в стол несколько лет.
Как складывался ваш писательский путь?
— Когда начинаешь с мысли «Я сам хочу это читать и, черт возьми, буду», тебе проще, чем когда задумываешься над вопросами вроде «А что скажут другие? Им понравится?» Тебе не нужно внимание, не нужна поддержка, а когда они вдруг появляются, ты смотришь на них как на приятные плюшки, с которыми просто веселее. Я спокойно писала в стол несколько лет, а в сети проявлялась только как художник фандомов «Черепашки Ниндзя» и Disney, пока в этих же фандомах и в институте у меня не появились пишущие друзья и мы не стали обмениваться нашими книжками! Постепенно эти друзья выманили меня на Фикбук, там у меня появилась аудитория, которая начала просить бумажные издания. Я решила попробовать двинуться в эту сторону, хотя не то чтобы прямо хотела: сама параллельно уже работала редактором в издательстве и понимала, как это тяжело, затратно, нервно. Дальше было примерно как у всех: ковровая рассылка по издательствам (и нет, я не могла просто взять и издаться в своем, это не работало так ни тогда, ни сейчас) и участие в конкурсах и премиях. Выиграв один из них, получила первый контракт. С того момента прошло 10 лет, рынок сильно изменился, и стало, надо сказать, чуть проще, хотя бы потому, что в российских авторов моего поколения ― ныне 30-40-летних — наконец поверили. И молодым идти за нами, по-моему, уже чуть легче, хоть какие-то дорожки проторены.
С чего начинается работа над книгой?
Ох, каждый раз по-разному. Иногда с логлайна и небольшого примерного описания сюжета и, если нужно, мира, а иногда я просто сажусь и пишу первую главу, а там как пойдет!
— Вы ― писатель-садовник или писатель-архитектор?
Я автор-детектив, который разбирается в косяках разношерстных персонажей. И, как и любой нормальный сыщик, использует разные методы, как аналитические, так и практические, в зависимости от задач. Грубо говоря, и картину преступления, то есть план сюжета составлю, и за преступником с места в карьер прыгну ― напишу главу по наитию.
Чем сложнее задумка, тем больше нужно предварительной подготовки.
— Как строится процесс написания книги?
За 16 лет творчества я поняла, что это зависит от истории. Чем сложнее задумка, тем больше нужно предварительной подготовки, чтобы дальше писалось бодро и гладко: где-то собрать матчасть, где-то расписать мир или технологии, где-то составить краткие биографии персонажей. У меня есть книги с огромными планами, есть написанные по наитию, но больше всего тех, которые я начала писать на большом драйве, а потом споткнулась о какую-то сложность или пробел и пошла прорабатывать. С моим новым романом ― «Жёлтые цветы для жёлтого императора» ― как раз так и было: я написала первую половину в NaNoWriMo и поняла, что политических интриг и сложной магии многовато, надо с ними посидеть отдельно, чтобы потом писать было проще.
NaNoWriMo (англ. National Novel Writing Month) ― национальный месяц написания романов. Ежегодный марафон, в рамках которого участники пишут черновик длиной не менее 50 тысяч слов за ноябрь.
— Как вы продумываете мир?
Я работаю примерно как геймдизайнеры: определяю так называемые «границы сеттинга» ― объем знаний о мире, без которого история не будет работать, и дополняю яркими, атмосферными деталями. «Границы сеттинга» свои у каждой истории, в зависимости от сюжета и жанра. В моем фэнтези, например, много политики и войн, поэтому тут важнее всего экономика, геополитика, госуправление, магия-религия, а также общество, расы и ценности. Я тяготею к глобальной проблематике, мои герои — к глобальным задачам, среди них много военачальников и правителей. Когда пишешь более локальный приключенческий квест со ставками пониже, обращаешь внимание на другие штуки, а то, что я перечислила, становится скорее фоном.
— Все ваши истории образуют мультивселенную. Как вы пришли к этой концепции?
— Меня вдохновила вселенная «Темной башни» Стивена Кинга, у которого тоже почти все истории корнями тянутся туда (улыбается). Обожаю концепцию Ка и розы миров.
Концепция «Розы миров» у Стивена Кинга заключается в том, что роза выступает живым средоточием всех миров в его произведениях, в частности в цикле «Тёмная Башня».
Чтобы читатель полюбил героя, да еще отделенного такой солидной временнóй дистанцией, он должен понимать: перед ним живой человек.
Как работаете над матчастью? Некоторые ваши книги посвящены реальным историческим деятелям — Бетховену в «Письмах к Безымянной», Герарду ван Свитену в «Отравленных землях», Моцарту и Сальери в «Иди на мой голос». Что сложнее — воссоздавать историческую реальность или конструировать фантастический мир?
Везде свои сложности. Фэнтези-мир — это перестраивание привычной нам логики для совершенно другой реальности, в какой-то мере моделирование с учетом минимального набора привычных законов и переменных, введение новых, большой слой метафор. Работа с историческим материалом — скорее реконструкция и реставрация, где восстановить нужно и реалии, и психологию людей, и подачу материала: исторический роман, конечно же, не может быть написан современным языком, само мышление и ритм жизни исторических личностей этого не предполагает. Для романов о Бетховене, ван Свитене, Сальери я обращаюсь к академическим исследованиям, воспоминаниям современников и собственным записям, письмам этих людей, если они были. И конечно же, по возможности езжу по местам действия.
— Почему именно эти исторические деятели? И как вы нащупывали образы? Они ведь должны были быть живыми, и при этом не расходиться с историческими свидетельствами.
— Каждый из этих людей — яркая, сильная личность, которая вдохновила меня в свое время и, думаю, может вдохновить читателя. Сальери — талантливый композитор, хороший преподаватель и благотворитель, и, конечно же, никого не убивал, с Моцартом они пусть не всегда, но обычно прекрасно ладили и сотрудничали; ван Свитен — прогрессивный врач и сильный политик, во многом определивший будущее развитие Австрии. При работе с историческими образами лучше пользоваться академическими источниками, живыми свидетельствами, музейными экспозициями, а ещё по возможности разделять хоть какой-то опыт тех, о ком пишешь: поесть их любимой еды, пройтись по их любимым местам… Ну и наконец, какой бы великой ни была та или иная историческая личность, не стоит бояться ее человеческой стороны: юмора, ошибок, негативных эмоций, неловких подкатов. Чтобы читатель полюбил героя, да еще отделенного такой солидной временнóй дистанцией, он должен понимать: перед ним живой человек.
— Вы предпочитаете концентрироваться на одном тексте или пишете несколько работ параллельно?
— Мне комфортнее работать с одним текстом. Параллельно получается редко, разве что могу что-то писать и одновременно разрабатывать новую историю.
— Что для вас самое простое и самое сложное в сочинении?
— В текущих реалиях — задумываться о будущем книжного мира. Оно из-за событий внешнего мира очень тревожное: и экономически, и ценностно. Очень боюсь остаться без работы, не как автор, а как редактор и преподаватель. Писательство — просто мое хобби, поэтому с ним все вполне нормально.
— Писательство для вас в большей степени творчество или ремесло?
Цитируя моего героя из «Теории бесконечных обезьян», ремесленники все же лепят горшочки, иногда одинаковые, а вот каждая книга, даже легкие дачно-туалетные детективчики на один раз, все же уникальна. Поэтому я не считаю выражение «писательское ремесло» в принципе корректным, это такой оксюморон для меня.
— Вы пишете и романы, и фанфики. Какие фандомы вам нравятся?
Еще до того как прийти в писательство, я была художником по фандому «Черепашки Ниндзя». Затем были «Пингвины Мадагаскара», «Гарри Поттер», разные исторические штуки вроде «Льва зимой» и «Царства Небесного», сериал «Гоголь»... всего фандомов у меня было около восьмидесяти. Таких, как я, называют фандомным проститутками не просто так (улыбается).
— Над чем работаете сейчас и какие ближайшие творческие планы?
— Сейчас я готовлю к изданию пару новинок и перезапусков старых историй: азиатское фэнтези, мистико-исторический роман о ван Свитене и мрачную социальную фантастику в сеттинге Австрии 90-х, с темой репрессивных механизмов в демократических государствах. Ближайший план определенно ― не умереть под грузом задач (улыбается).
— Совсем скоро у вас выйдет роман «Жёлтые цветы для жёлтого императора». Расскажите, пожалуйста, немного о книге.
— Это история о том, как группа приключенцев ― полицейский, сиблинги-наемники, беглый принц и бродячий святоша ― отправляются, фигурально выражаясь, «мочить козла», ну то есть свергать нелегитимного императора, но по итогу оказывается, что все не так просто, и «козла» надо не мочить, а спасать, да и вообще, проблем у страны куда больше, чем один узурпатор. Несмотря на сложный политический контекст, история приключенческая, там много боевых сцен, есть тропы «от врагов к друзьям», «обретенная семья», «стать невестой злодея» и много чего еще.
— Насколько я помню, вы не очень любите азиатское фэнтези. Почему выбрали именно этот сеттинг?
— Да, я пока не нашла азиатское фэнтези мечты, хотя «Воин пяти поднебесных» очень хорош. Зато люблю аниме, фильмы с Джеки Чаном и некоторые вехи реальной японской истории, например, Реставрацию Мэйдзи. Такой у меня и текст: он отсылает скорее к этим вещам, чем к культовым азиатским новеллам иностранных или российских авторов. Самый близкий эмоциональный и технический референс моей истории — манга «Бродяга Кенсин», где даже на уровне типажей можно увидеть пересечения и оммажи.
— Вы пишете и историческую прозу, и ретеллинги сказок, и тёмное фэнтези, и русреал с магическим реализмом. С каким сеттингом работать сложнее всего?
— Пожалуй, вот как раз с азиатским. Дело в том, что он у меня с нюансами. Обычно азиатские романы относятся к категории так называемого этнического фэнтези — когда мир свой, но культурно-цивилизационная платформа вполне узнаваемая: вот тут пахнет Русью, тут Китаем, тут Египтом. Что дает четкая культурная платформа сеттинга? Возможность использовать местные религии, бытовые детали, имена, да даже названия предметов. Но когда берешь эту платформу, то должен сделать это целиком. С физической географией, похожей историей и политическими структурами. Потому что, например, устройство японского дома такое необычное не прикола ради, а в том числе из-за сейсмической ситуации в регионе, и строить такие дома в регионах без землетрясений вряд ли бы стали. А многие бытовые, экономические, психологические и прочие фишки у японцев связаны с религией и долгой изоляцией.
Мой азиатский регион, страна Ийтакос — часть большого Мира Тысячи Правил. Она находится в сейсмически спокойной зоне, никогда не закрывалась от соседей, ну а религия у меня вообще одна на весь мир, потому что боги здесь вполне реальны, все знают, что они существуют и даже где они живут. При всей любви к Японии, было бы нелогично копировать ее быт и прочее. Пришлось все изобретать, а точнее, переосмысливать с нуля, учитывая уже реалии моего мира, но при этом сохраняя эстетику и атмосферу.
— Вы пишете, редактируете, преподаете… Как не выгорать в таком плотном графике?
— Как раз в графике и дело. Я работаю с понедельника по пятницу по 9 часов в день, и все это время отдано редактуре и преподаванию. Писательство и рисование — мои хобби, их время наступает в выходные и вечерами после бытовых дел. Людям, которые считают писательство работой, наверное, тяжелее, но у них могут быть другие занятия-отдушины. У кого спорт, у кого вязание, у кого волонтерство или другой гражданский активизм. И семья, друзья, общение, конечно же, очень помогают.
Мне все равно, где, когда и сколько писать, нужна только тишина.
— Знакомы ли вам писательские страхи и сложности: писательский блок, творческий кризис, синдром самозванца?
— Я не отношусь к писательству как к работе и живу под девизом Мюнхгаузена «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь», поэтому эти проблемы мне не близки. Но мне очень больно за своих талантливых учеников, которых эти три злобные сущности буквально терроризируют. Мне кажется, все зло либо от слишком высоких ожиданий и требований в духе «Я должен стать богат, успешен, да еще премию взять!», либо от повальной сакрализации творчества, все эти «Ну ты чего, тут же талант нужен» (а по мне так таланта не существует), либо от нехватки союзников, поддержки. И все эти проблемы преодолимы: что-то через саморефлексию, что-то через критическое мышление, а что-то через продуктивную коммуникацию.
— Есть ли у вас писательские ритуалы?
— Нет, это еще одна вещь, которую я не очень понимаю (улыбается). Мне все равно, где, когда и сколько писать, нужна только тишина.
— Как вы считаете, полезны ли начинающим писателям книги по развитию писательского мастерства? Читали ли вы их и, если да, какие можете порекомендовать?
— Я точно рекомендую только весь блок базовой языковой теории: «Слово живое и мертвое», «Типологию точек зрения», «Романный хронотоп». И учебники по стилистике, орфографии и пунктуации, чтоб выкосить канцелярит, стилевые смешения, нарушения культурных кодов и прочие ужасы (улыбается). Это не совсем про литмастерство, это фундамент, на котором оно строится, и филологи, редакторы, например, его получают в академической среде. Второй уровень — это уже как раз выбор книг по креативному письму и писателей, чьи советы ты будешь слушать. И вот это уже индивидуально. Кому-то близки советы Кинга, кому-то — Паланика, Сандерсона, Чехова, Горького, кому-то ― прикладная теория вроде моей «Причеши меня», «Спасите котика» и всякого такого. Найти себе что-нибудь по душе в любом случае не помешает, это и знания дает, и вдохновить может.
— Вы, в том числе, преподаете литературное мастерство. Как курсы помогают начинающим авторам?
— Курсы дают теоретические знания по креативному письму, удобно упакованные в лекции с примерами. Практические навыки (в качестве домашки на курсах можно написать главу романа или отработать конкретные приемы). Дисциплину (эти домашки надо сдавать вовремя, не попрокрастинируешь). Обратную связь: на курсе есть преподаватели, которые открыты к вопросам и помощи. Наконец, компанию, чтобы вместе писать сейчас, и нетворкинг на будущее: например, чтобы объединяться другими авторами и делать общие встречи, марафоны. Вот у моей прошлогодней выпускницы вышла книга — весь поток купил и на встречу пришел.
— Кто из писателей повлиял на ваше творчество?
— Думаю, что в первую очередь Федор Михайлович Достоевский, Борис Васильев, Стивен Кинг с его «Темной башней» и Александр Дюма с «Тремя мушкетерами». Из поэтов — Эмили Дикинсон.
Господь придумал редактуру, чтобы читать больше законченных романов.
— Какие советы вы можете дать начинающим писателям?
  • Спать и есть достаточно и вовремя. Загнанный усталый автор качественную книжку не напишет и даже если каким-то чудом напишет, не останется сил ее публиковать, продвигать, в общем, участвовать в какой-либо книжной жизни.
  • Четко разделять «писательство» и «карьеру писателя». Для того чтобы быть «настоящим» писателем, совершенно не обязательно издаваться, брать премии, экранизироваться. Нужно писать, любить свои истории и по возможности, если есть желание, доводить их до какой-то аудитории, в том числе сетевой. Все остальное — издание, продвижение, нетворкинг — уже совсем ресурсозатратные активности, и нормально за них не браться.
  • Понимать, какие эмоциональные потребности вы закрываете творчеством и, возможно, публикациями. Четко и честно. Кто-то пишет, чтобы, как Диккенс, мягкой силой бороться с социальными проблемами. Кто-то как Дюма: чтобы веселиться, кайфовать и еще зарабатывать. Кто-то ради саморазвития и отдыха от тяжелой работы, как многие авторы сложных профессий, вроде следователей и врачей. Кто-то ради премий, признания, статуса. Все эти мотивы нормальны, просто важно не путать одно с другим и понимать, что некоторые потребности никакое творчество и никакой успех не закроет. Самый любящий фандом не закроет ту дыру в груди, которую оставляет нехватка семейной любви. Иначе можно очень сильно выгореть ради результатов, которые тебя даже не порадуют.
  • Все же заканчивать. Каждая законченная книжка дает нам приятный выброс дофамина и прилив новых сил. Пусть это будет слабый черновик, потом отредактируете. Господь придумал редактуру, чтобы читать больше законченных романов.
Интервью взяла: Ульяна Скибина
Фотоматериалы: из личного архива Екатерины Звонцовой
Дата публикации: 17.02.2025
Читайте также