Вера Богданова — автор книг «Павел Чжан и прочие речные твари» («Редакция Елены Шубиной», 2021), «Сезон отравленных плодов» («Редакция Елены Шубиной», 2022)
и ещё 12 романов, опубликованных под разными псевдонимами. Переводчик и литературный обозреватель в «Афиша Daily». Публиковалась в журналах «Горький», «Прочтение», «Новый мир» и «Юность». Училась у Ольги Славниковой в Creative Writing School в 2018-2019 годах. Роман «Павел Чжан и прочие речные твари» вошёл
в короткие списки премий «Лицей» (2020) и «Национальный бестселлер» (2021), получил специальный приз журнала «Юность» (2020). Роман «Сезон отравленных плодов» вошел в длинные списки премий «Большая книга» и «Ясная поляна», а также вышел в финал премии «Выбор читателей» портала Livelib (2022).

— Мне кажется, я всегда знала, что буду писателем. С самого детства у меня не было никаких сомнений, просто я не знала, что буду писать. Я начинала с небольших заметок, рассказов про природу, потом подражала писателям вроде Стивена Кинга и Анджея Сапковского. В общем, абсолютно стандартная история для каждого писателя, когда тебе нужно сначала попробовать себя во всех жанрах и подражать всем, кому угодно, а потом уже получается что-то своё. Ты понимаешь, что тебе нужно, что и как ты сам хочешь писать. Первый роман я начала, когда мне было 18 лет, закончила, когда мне было 20. Его издали в «Эксмо». Я бы не хотела его никому показывать, потому что это очень стыдный опыт (смеётся).

Вообще, я всегда говорю: читайте то, что я пишу сейчас, то, что я пишу под своим именем — «Павла Чжана и прочих речных тварей» и «Сезон отравленных плодов». А то, что было раньше, пусть так и останется в прошлом.

— Так сходу сказать не смогу, но скорее всего это было подражание отчасти даже не фантастам, а писателям в жанре хоррор, например, Клайву Баркеру, Стивену Кингу. Моя фантастика всегда была с элементами ужасов — например, тёмное фэнтези. Кстати, о тёмном фэнтези — я очень люблю Джо Аберкромби. Он задал, как мне кажется, новый вектор фэнтези, освежил его. До этого было всё несколько тяжеловесное, не такое динамичное. Я очень уважаю «Игру престолов», но это — не моё. В книгах Аберкромби есть такая динамика, будто смотришь кино: лаконичность, чёткость и в то же время классно прописанные детали, сюжет и, главное, психологически достоверные персонажи.
Это очень здорово.

— Я набила руку в выстраивании сюжетов, в создании динамики, чтобы читателю было интересно. Первая задача жанрового писателя — чтобы читатель не уснул. Нужно заинтересовать историей, развлечь. Это я и пытаюсь сейчас как-то внедрить, связать с серьёзными темами и хорошим языком, чтобы получилась такая хорошая middlebrow literature — не высоколобая проза для избранных, но и не совсем жанровая проза, а что-то между. Например, как у Селесты Инг. Если брать российский рынок, так пишет, например, Алексей Иванов. С одной стороны, это безумно интересно. С другой стороны, это не литературная жвачка.

— Я, конечно, не могла поверить! Но опять же «Павел Чжан и прочие речные твари» — мой 13-й роман. Это всё было выстрадано. Не было такого, что я проснулась, и популярность на меня свалилась. Я прошла очень долгий путь. Но когда я только начинала писать, не могла представить, где окажусь сейчас. Я скорее представляла себя в роли какого-то популярного жанрового писателя. Может быть, популярного писателя-фантаста. Но потом оказалось, что у женщин-писателей с читателями фантастики выстраиваются весьма сложные отношения, если они пишут не про любовь. Конечно, если ты пишешь любовную фантастику — нет проблем. Но это не мой жанр. Во всех остальных случаях приходится либо прикидываться мужчиной и писать под псевдонимом, либо довольствоваться какой-то ограниченной аудиторией.

— Мне нравится, что книга получилась настоящей. Многие хвалят её за детали эпохи, проблемы, которые я поднимаю. В это всё я и целилась. Я очень рада, что у меня получилось. Но мне нравится и то, что книга настоящая для большинства из нас, что каждый из нас помнит описанные в ней события. Это не фантастика — я говорю о реальных вещах, не прикрываясь ничем. «Сезон отравленных плодов» — очень честная книга. Она, может быть, поэтому и цепляет, потому что она честная, без прикрас. Говорят, язык очень простой, зато всё точно — как было, так и описано.

— Да! Если начинать накручивать, можно легко скатиться в пафос. Это опасно. Например, я недавно открыла «Павла Чжана…», и мне он показался немного пафосным. Но, на самом деле, хорошо, что идёт движение, что есть развитие. Гораздо хуже, когда ты открываешь старое, а оно лучше, чем то, что ты пишешь сейчас. Вот это полный провал. Пусть старое будет хуже! Значит, ты развиваешься как писатель. «Павла Чжана…» я писала в 2018 году и было интересно посмотреть, как я сама изменилась за эти четыре года. Со многими вещами в книге и тем, как они поданы, я сейчас не согласна. Это даже переписывать бесполезно, потому что получился бы совершенно другой сюжет, другой роман.

— Я бы ещё развила тему ксенофобии. Я о ней достаточно поговорила в «Павле Чжане…», но хотелось бы порассуждать именно о ксенофобии, которая была в 1990-х и начале 2000-х. Я помню, как многих моих друзей, родители которых приехали с Кавказа, гоняли, били… Я не знаю даже, как было в регионах, если в Москве такое происходило.

— Не могу сказать. Про жанр тоже не могу сказать. Я вообще не говорю о том, что я пишу, даже редактору. Пока не закончу книгу, я никому ничего не показываю, не рассказываю. Единственное, что могу сказать, — она не будет похожа ни на «Павла Чжана…», ни на «Сезон…». Это будет что-то совсем другое.

— Во-первых, это принцип, потому что я могу, например, закончить книгу и понять, что там есть какие-то проблемы с логикой, и придётся переписывать начало. Во-вторых, в процессе может всё поменяться. В-третьих, есть момент сохранения энергии. Когда я говорю о чём-то, я будто теряю энергию, которая нужна для написания книги. Если я об этом рассказала, мне уже становится не так интересно об этом писать. Поэтому лучше промолчать, удержать всё это в себе, написать, а после этого уже сказать — вот, я сделала.

— Да. Роман будет толстый. Он будет охватывать много разных тем, и я его буду писать как минимум два года.

— Наверное, не моя. У меня же было время, когда я писала на сайтах типа Литнет, выкладывала там свою фантастику. Я тогда никак не могла понять, как же так? Почему, например, на том же Литнете охотно читают любовные романы, фантастические любовные романы и ЛитРПГ? Классическая фантастика или тёмное фэнтези там не идут совершенно. Если ты пишешь любовные романы или ЛитРПГ, хорошо, иди туда, но не бейся головой в эту стену, если пишешь совершенно другие вещи в другом жанре. Однако именно там получила свою первую аудиторию фантастических произведений. Как раз там я писала и выкладывала романы по главам, у меня есть этот опыт. В конце каждой главы я раскидывала крючки, чтобы читателю было интересно вернуться к книге. Эта наработка остаётся. В «Сезоне…», и в «Павле Чжане…» это тоже есть.

— Сначала у меня появляется идея, я придумываю название романа. Без названия я не начинаю писать. Когда я уже знаю, чем начнётся и закончится книга, открываю Excel и завожу таблицу — как потом оказалось, так делают сценаристы. Я даже не знала об этом, считала, что это какая-то моя фишка. Создаю в Excel таблицу с описанием героев и эпизодов, попутно собираю материал, который мне нужен. Если мне нужно ходить по библиотекам или съездить в город, о котором я буду писать, я поеду туда. Например, в «Сезоне отравленных плодов» главный герой Илья стрелял из пистолета. Я пошла в стрелковый клуб и начала стрелять, чтобы почувствовать процесс стрельбы, запах пороха, отдачу. А потом, когда я всё собрала и всё сделала, начинается работа. С подготовкой всё идёт довольно быстро, книгу можно написать месяцев за шесть или за восемь. Но это, опять же, если есть поэпизодник и собран материал. Чтобы сделать поэпизодник, я собираю материал, как минимум, год. Например, для романа, который сейчас планирую писать, я начала собирать материал ещё в 2021 году. Пока ты редактируешь один роман, занимаешься им, работаешь над ним в издательстве, ты уже создаёшь следующий.

— Я училась у Ольги Александровны Славниковой, потому что мне хотелось выйти на более высокий уровень литературного мастерства. С моей точки зрения у меня всё было нормально в плане структуры и сюжета, но я провисала в языке. У Ольги Александровны мне понравилась «Лёгкая голова», в которой как раз есть баланс динамики и выстроенного сюжета, с очень плотным языком, наполненным метафорами. Там такой язык, из которого ни одно слово не выкинешь. Всё продуманно и чётко. Этого мне не хватало. Как раз во время обучения я начала писать «Павла Чжана…». Когда он был готов, Ольга Александровна показала его Елене Данииловне Шубиной. Той роман понравился — так всё и закрутилось. Попутно я подала роман на премию «Лицей». Причём в «Лицее» было ограничение до 12 авторских листов, а в романе было 15. Я планирую сюжеты и выстраиваю их так плотно, что там невозможно что-то выкинуть без ущерба. Там нет воды. Сократить роман я никак не могла, только если менять сюжет. В итоге я сделала второй вариант романа для премии — переписала конец и выкинула двух героев. А издан был вообще третий вариант, в который я вернула этих двух героев, но финал «Павла Чжана…» всё равно оказался другим.

— Конечно, можно. Можно всё. Нет двух писателей с одинаковым путём. Это априори неверно — идти за кем-то след в след и повторять его шаги. Это для тебя может не сработать совершенно. Для тебя сработает твоё. Да и какая может быть вершина? Нобелевская премия по литературе? Там уже не зависит от того, где тебя издавали, главное, чтобы книга была хорошая. У нас просто такая ситуация на рынке — в России очень мало издателей, которые выпускают современную русскую прозу. Вот в чём проблема. В США есть 40 мест, куда ты можешь обратиться. Точнее — твой агент. Сначала ты ищешь себе агента, и только он потом рассылает твою работу в разные издательства
и ищет тебе покупателя. По-другому вся работа выстроена.

— Моя редактор Вероника Дмитриева мне сказала: «Вера, пришли мне побольше своих фотографий, а мы подумаем, может, получится что-то поставить на обложку». Я прислала и подумала: «Ну что там из фотографий этих вообще можно сделать?» Я себе сразу представила такие обложки а-ля девяностые. Думаю, ладно, попробуем, посмотрю, скажу, что мне не нравится, мы закончим и на этом сделаем абстракцию, как на других книгах «Редакции Елены Шубиной». А потом Виктория Лебедева сделала замечательный дизайн,
и мне всё очень понравилось. Мы остановились на первом же варианте. Единственное — были разные цвета, но в целом сам образ был настолько в тему! Мне понравилось, что там я показана не в лоб, есть загадка. Это не фотография автора, а образ, некое настроение, которое передаёт фото.

— Стоит, но не нужно на этом концентрироваться. Это из той же серии, что не нужно идти след в след за кем-то в литературной карьере и делать те же самые вещи. Бесполезно. Сработает всё равно то, что сработает конкретно для тебя. И написать хорошо ты сможешь только то, что волнует конкретно тебя. Невозможно предугадать, что выстрелит в следующий раз, какая книга, какая тема. Кто-то мог предугадать, что «Сумерки» выстрелят? Тема вампиров после Энн Райс особо не поднималась, все про неё забыли. И вдруг выходят «Сумерки». Книга выстреливает. Неожиданно выстреливает тема янг эдалта. Никто не знал, что так будет. Писать надо то, что пишется, то, что чувствуешь. А там уже смотреть, как это воспримет читатель. В данном случае — читатель поверил. Если ты пишешь честно и от души, о том, что тебя волнует, читатель верит. Это уже половина успеха.

— Оно будет трансформироваться и уходить в психологическую прозу. На самом деле, можно заметить такую тенденцию — психологизм и глубина персонажей проникли уже во все жанры. Сегодня это — главная тенденция, а не травма или насилие. Сейчас автор должен заглянуть во внутренний мир человека. Допустим, кто-то скажет, что в традиции русской классики мы всегда это делали. Но сейчас есть отличие — это всё подкреплено действием, да и во внутренний мир именно современного человека так сильно пока не заглядывали. Сейчас начинают проговаривать, что происходит в мире, как на нас влияют обстоятельства и поток информации, в котором можно захлебнуться. Как мы сейчас живём и что мы чувствуем? Причём не только в России, но и во всем мире.

— Я бы не сказала, что это высокая продуктивность. Я пишу один роман два года. Тут как получается: пока я собираю материал для одной работы, я редактирую другую. Одно накладывается на другое. Когда я пишу один роман, мне приходят идеи ещё трёх, которые хочется написать. Естественно, если ты торопишься, по качеству роман будет хуже, чем если бы ты писал его год, потом он бы отлежался, ты его открыл через три месяца, дописал, отредактировал, он ещё месяц полежал, ты его снова открыл. «Павел Чжан…», например, писался именно так. По тексту это видно. «Сезон…» писался в самолётах и аэропортах, когда я ездила по книжным фестивалям с «Павлом Чжаном…». То есть «Сезон…» был написан, грубо говоря, на полу туалета в Новосибирском аэропорту — причем, мужского туалета. Мужчины были в шоке: выходишь из туалета, а рядом на полу сидит девушка с ноутбуком и что-то пишет. Всё потому, что там была единственная свободная розетка. Роман в итоге вышел динамичным. Особенно во второй части, когда начинается описание взрослой жизни героев. В принципе это хорошо, соответствует действительности. Взрослая жизнь действительно не даёт выдохнуть, по сравнению с детством, которое тянется и кажется бесконечным.

— Например, для «Сезона…» я слетала во Владивосток. Дом, в котором живёт главная героиня Женя во Владивостоке, я нашла через Google Карты. Мне нужен был дом на краю континента. Чтобы дальше был обрыв — и всё. Я нашла такой дом. На Google Картах можно было посмотреть, как он выглядит, есть адрес. Можно было этим и ограничиться. Но, когда я прилетела, оказалось, что я упустила бы несколько важных вещей. Например, мимо этого дома постоянно гуляют кадеты с девушками. Оказывается, половина того района — это общежития Дальневосточного университета. На первом этаже дома находится детский сад, постоянно пахнет солянкой. Молодые люди гуляют под ручку с девушками, в ларёчке неподалёку покупают кофе. Время от времени кадеты маршируют к корпусам университета и обратно. А к дереву прямо перед подъездом был приколочен знак «тупик». То есть кто-то откуда-то стащил гнутый дорожный знак «тупик» и приколотил к дереву. И это меня поразило. Действительно же тупик. Всё, Женя пришла в тупик. Это нарочно не придумаешь, жизнь сама подкинула. И я это всё описала в романе. Очень важно ездить по местам, чтобы не было ощущения зелёного экрана. Когда ты пишешь о городе, нужно увидеть лицо города. Чем это место отличается от остальных? Нужно понять это. А чтобы понять, нужно там побывать.

— Зависит от сюжета. Например, в «Сезоне…» я сразу понимала, что должна написать роман в настоящем времени, потому что в повествовании много раз ухожу в прошлое и снова возвращаюсь. Настоящее время значительно облегчило и мне — работу, и читателям — жизнь. Кроме того, это добавляет динамики.

— В настоящем времени есть и свои минусы. Используя его, автор должен суметь сделать текст не надрывным, потому что очень легко скатиться в использование сплошь глаголов и беготни. Тогда текст получается выхолощенным, без описаний. Очень легко об этом забыть. Надо пытаться соблюдать баланс. В настоящем времени текст кажется, с одной стороны, динамичнее и легче. С другой стороны, он кажется проще, чем тот же текст, с теми же самыми словами, но написанный в прошедшем времени, который казался бы более литературно утончённым. Вот в чём загвоздка. Роман, написанный в настоящем времени, всегда кажется более жанровым. В англоязычных произведениях часто используется настоящее время, но у нас с этим пока тяжелее.

— Я всегда рекомендую Ольгу Славникову, потому что смотреть, как она работает с языком, — дорогого стоит. Евгений Чижов тоже очень хорош. В целом, у любой литературы, у любого автора есть чему поучиться. Если нужно что-то понять в плане выстраивания сюжета, то — Алексей Иванов. Если хочешь научиться каким-то новым приёмам, форме текста, то — Ксения Букша. Она всегда экспериментирует именно с формой текста. Если хочется ритмической или поэтической прозы, то — Александра Николаенко. У неё как раз в этом году вышел «Муравьиный бог», тоже написанный ритмической прозой. Всё зависит от цели.

— Не хватает смешения жанров. Нужно больше думать о читателях, а не о том, какой я гениальный и как мощно я сейчас всё напишу. Многие молодые писатели этим грешат. Они начинают книгу так: «Я иду по улице в своём белом пальто, а мир так мрачен, а я так не понят. Я захожу в подъезд, а там нагадили кошки. Я поднимаюсь, мне так тяжело, тут все плохие и там все плохие, а я такой хороший». И вот ему так тяжело первых 20 страниц романа. О чём он хочет сказать? О чём его сюжет? Читателю неинтересно читать о том, что все вокруг плохие, включая самого читателя, а писатель хороший. Зачем мне тратить на это деньги, время и силы? Необходимо, чтобы первая страница сразу давала понять, какой жанр и о чём будет роман, какая будет атмосфера. Первый абзац должен цеплять так, чтобы текст больше не отпускал до самого конца. Во многих случаях по первой странице не совсем понятно, что ждёт читателя. Начинаются какие-то размышления, события, незначительные для сюжета. Все это можно выкинуть. Надо смотреть на это как на фильм или как на сериал. Что в первых трёх-пяти минутах сериала должны показать, чтобы ты не начал залипать в телефон? В литературе сейчас всё работает по тем же законам.

— О писательстве нет. Я раньше читала книги про работу над сценариями. Например, «История на миллион долларов» Роберта Макки. Это вообще у меня настольная книга была года с 2014. А так, по писательству — нет. Я считаю, что лучшее обучение писательскому мастерству — это читать хорошие книги. И не просто читать, а вчитываться, смотреть, как это сделано, почему это работает. Даже если тебе книга не нравится. Например, многие критикуют Дарью Донцову. Все говорят: «Ой, фу! Донцовщина!» Хорошо, фу. Но объясните, почему это читают и покупают миллионы людей? Кажется, ну что она такого делает? Как она это делает? Понятно, что не нравится, не твоя литература, хорошо. Но поучиться можно у каждого. Невозможно продать неинтересную и плохую книгу миллионам. Невозможно. Я много раз слышала фразу: «Да его распиарили!» Писателя распиарить невозможно. Это же всё равно читать книгу надо. Ты же рекламируешь не одежду и не чипсы. Читатель тратит силы, чтобы это всё прочесть. Если книга неинтересная, никто не будет тратить свои силы только из-за рекламы. Значит, что-то в книге есть, чем-то она цепляет.

— Диалоги. Я их двести раз проговариваю вслух. В этом плане я и отличаюсь от сценариста. Если у сценариста всё выстроено на диалогах, то для меня это очень тяжёлый момент, я проговариваю их много-много раз, пока не услышу, что это звучит, как в жизни, и только тогда я записываю. Возможно, это перфекционизм, но я не могу по-другому. Диалоги отнимают у меня в два раза больше времени, чем остальной текст.

— Я его не затыкаю, он кричит всё время. Его не заткнёшь. Он жив и здравствует, всё с ним хорошо. Просто работаешь, а потом вычитываешь много-много раз. Но и потом, когда книга издана, я ее не читаю. Даже не открываю. Потому что, как только я её открою и посмотрю на страницу, я обязательно найду какую-нибудь ошибку.

— Смотря кто тебе это говорит. Если ты пишешь детективы, и тебя критикует любитель любовных романов или научной фантастики, понятно, что это не «его» книга, и, естественно, она ему не понравилась. А если критикует писатель с большим стажем, опытом по какому-то конкретному вопросу, критика подкреплена объяснениями, конкретикой, то к этому надо прислушиваться. Но опять же надо делить. Даже у писателя с опытом есть свои предпочтения, у него есть свои, уже много лет отработанные темы, которые он пихает в каждый роман и в твой тоже готов запихнуть. Тебе это совершенно не надо, потому что это не твоя тема. Всё надо примерять, как одежду в магазине.

— Надо понять почему он возник. В моём случае, это может быть какая-то проблема с логикой. Например, персонаж поступает не по своей логике. Или, например, сюжет провисает. Ничего интересного не происходит, и поэтому мне самой неинтересно об этом писать. Тогда просто берёшь и перестраиваешь сюжет. На самом деле, я всегда поступаю радикально — если мне что-то не нравится или кажется, что там что-то провисает, я это вырезаю. Дальше — либо переписываю, либо оставляю недосказанным. Бывают моменты, когда в середине романа начинаешь описывать какие-то детали, ненужные телодвижения. Естественно, в этих деталях люди вязнут, тебе самому становится неинтересно. Некоторые вещи можно и не прописывать, потому что читатель — не идиот. Нужно просто немного отойти от текста, потом посмотреть на него свежим взглядом и тогда уже что-то вырезать, переписывать или вводить какой-то новый сюжетный поворот.

— Плевать на это. Мне всю дорогу говорили: «Зачем тебе литература? У тебя красный диплом! Зачем училась на переводчика? Зачем работала логистом? Ты можешь вернуться в офис». И вроде бы это логично. По общественной норме правильно было бы пойти в такое место, где тебе платят каждый месяц, причём много. В писательстве такого не будет. Если ты не можешь не писать, зная, что больших денег и премий, скорее всего, не будет, надо плевать на всё, что говорят, и писать. Не нужно никого слушать. Нужно слушать себя.

— Ориентироваться на себя как читателя. Думать о том, купил бы ты эту книгу в магазине или нет. Не думать, что всё придёт сразу — нужно быть реалистом. И наше всё — это не талант, а железный зад. Работать, работать и ещё раз работать. Не когда придёт вдохновение, а каждый день. И работать, я имею в виду, — не только писать, но и читать, учиться чему-то новому всё время и смотреть, что делают другие. А когда кажется, что тебе нечему учиться, нужно прийти в себя — и поискать что-то еще. Что-то новое, что интересно изучать.