Пишем начало романа

Эпиграф (от греч. επιγραφή — надпись) — цитаты, которые писатель помещает после заглавия произведения или перед отдельными главами.

Задача эпиграфа — пояснить замысел, идею главы или всего произведения.

Например, Донна Тартт помещает эпиграф перед первой частью романа «Щегол»:

«Абсурд не освобождает, он сковывает. Альбер Камю».

Эпиграф задаёт тон истории, которая развернётся на первых страницах книги. Судьба Теодора, главного героя романа, складывается трагично и абсурдно. Они с мамой стали жертвами теракта в музее. Из-за взрыва мама погибла, а Теодор украл картину Карела Фабрициуса «Щегол». Читатель чувствует, насколько эти события абсурдны и несправедливы. Они не освободили Теодора. Эти события его сковали.

Пролог (от греч. πρόλογος — «предисловие») — это вступление, которое предваряет литературное произведение рассказом о событиях, предшествовавших основной сюжетной линии. В прологе может раскрываться смысл событий, могут закладываться корни конфликта.

Часто прологи используются в эпических романах и циклах. Например, Джордж Р. Р. Мартин в книге «Игра престолов» раскрывает в прологе опасность белых ходаков, в существование которых не верят правители Вестероса. В этом заключается один из основных конфликтов произведения. Также за эти несколько страниц читатель узнаёт некоторые детали сеттинга.

Часто происшествие в начале используется в остросюжетных романах. Писатель с первых строк интригует читателя, но не раскрывает интригу сразу.

В качестве примера вспомним начало романа Агаты Кристи «Загадочное происшествие в Стайлзе»:

«Небывалый ажиотаж, который вызвало в свое время знаменитое «Убийство в Стайлзе», нынче уже немного схлынул. Но поскольку дело это прогремело на весь мир, мой друг Пуаро и семейство, члены которого стали участниками драмы, поручили мне написать правдивый отчет об этих событиях. Пора положить конец скандальным слухам, которые все еще витают вокруг этого происшествия».

Действие сразу бросает читателя в гущу событий и задаёт темп роману. Если писатель использует такое начало, необходимо поддерживать высокий темп на протяжении всего произведения, изредка замедляясь, чтобы читатель успевал отдыхать.

Джо Аберкромби использовал действие в начале романа «Кровь и железо»:

«Логен пробирался между деревьями, его босые ноги оскальзывались и проезжали по влажной земле, по грязи, по мокрым сосновым иглам; дыхание клокотало в груди, кровь гулко стучала в висках. Потом он споткнулся и растянулся на боку, едва не раскроив грудную клетку собственной секирой. Некоторое время он лежал, тяжело дыша и всматриваясь в сумрачный лес».

Далее на протяжении всех книг цикла «Первый закон» сохраняется интенсивный темп и атмосфера опасности.

Диалог, как и действие, создаёт сильную динамику, которая с первых реплик захватывает внимание читателя.

Но есть и проблемы, связанные с таким началом. Читатель может не понять, кто с кем разговаривает, кому стоит сопереживать, а кому — нет.

Диалог можно использовать, чтобы сразу дать некоторую характеристику персонажу, даже если он не отвечает, когда с ним разговаривают. Отсутствие ответа — тоже ответ. Ярким примером будет начало романа Марка Твена «Приключения Тома Сойера»:

«– Том!
Нет ответа.
– Том!
Нет ответа.
– Куда же он запропастился, этот мальчишка?.. Том!
Нет ответа».

Читатель понимает, что Том Сойер — не простой мальчик, он не сидит на месте. Даже в открывающей роман сцене Тома нет, потому что его не могут найти.

Портрет в начале используется в романах, которые сконцентрированы на психологии героев. Из описания внешности читатель может узнать много информации, необходимой для понимания всего произведения в целом.

Вспомним начало романа Ивана Александровича Гончарова «Обломов»:

«В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире, Илья Ильич Обломов.

Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока».

С самого начала романа автор фокусируется на личности Обломова, его деградации.

Герой анализирует своё прошлое, а значит читатель вместе с ним настраивается на ностальгический лад. Как правило, герой задаётся вопросами причинности, почему произошло то, что произошло.

Например, главный герой романа Германа Гессе «Демиан» начинает свои рассуждения:

«Чтобы рассказать мою историю, мне надо начать издалека. Мне следовало бы, будь это возможно, вернуться гораздо дальше назад, в самые первые годы моего детства, и еще дальше, в даль моего происхождения».

Весь роман Демиан пытается найти первопричину, которая сформировала его личность.

Если писатель пишет в жанре юмористической прозы или литературы абсурда, ироническое начало сразу обозначает стиль произведения.

Илья Ильф и Евгений Петров начали роман «Двенадцать стульев» таким образом:

«В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть».

Философское высказывание или рассуждение в начале настраивает читателя на то, что всё произведение философское, независимо от его тематики и сюжета.

Например, Милан Кундера начинает роман «Невыносимая лёгкость бытия» с рассуждения:

«Идея вечного возвращения загадочна, и Ницше поверг ею в замешательство прочих философов: представить только, что когда-нибудь повторится все пережитое нами и что само повторение станет повторяться до бесконечности! Что хочет поведать нам этот безумный миф?»

Далее в повествовании Кундера многократно возвращается к этой мысли и развивает её.

Пейзажем открываются многие классические романы. С одной стороны, описание природы настраивает на размеренный лад повествования. С другой — природа может стать олицетворением будущих событий в романе.

Такой прием использовал Эрнест Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол»:

«Упершись подбородком в сложенные руки, он лежал на устилавшем землю мягком лесном ковре из бурой хвои, а высоко над его головой ветер раскачивал верхушки сосен. Там, где он лежал, склон был пологим, но дальше круто срывался вниз, и было видно, как по ущелью вьется черная лента битумной дороги. Вдоль дороги бежала речушка, и в дальнем конце ущелья на ее берегу виднелась лесопилка. Вода, переливавшаяся через запруду, казалась белой на палящем летнем солнце».

Главный герой лежит на пологом склоне, который дальше круто срывается вниз. Внимательный читатель поймёт, что это предвестник опасности, которая поджидает главного героя.

Несмотря на то, что пейзаж в качестве открывающей сцены использовали многие классики, современным прозаикам следует быть осторожнее с этим приёмом. Читатели могут устать от длинного описания, поэтому современные романы редко начинаются с описания природы. Одним из удачных примеров открывающей пейзажной сцены в современной литературе можно назвать роман Гузели Яхиной «Дети мои».

Выше мы рассмотрели основные типы начал, каждый из которых решает свою задачу. Но творчество позволяет экспериментировать: типы начал можно смешивать друг с другом в разных комбинациях.

Например, Фрэнк Герберт в романе «Дюна» смешивает пейзаж и действие:

«До отлета на Арракис оставалась только неделя, и, когда предотъездная суета стала совсем уж непереносимой, к матери Пола прибыла какая-то старая карга.
Ночь была жаркой, и в древней каменной твердыне замка Каладан, служившем семейству Атрейдесов домом уже двадцать шесть поколений, становилось душно, как всегда перед сменой погоды.
Старуху впустили через боковую дверь, ведущую в сводчатый коридор, и позволили заглянуть в комнату юного Атрейдеса, лежащего в кровати».

А также вводятся элементы экспозиции: читатель не только включается в действие, но и узнаёт информацию о том, где находятся персонажи, кто будет в центре повествования и какое положение занимают герои.